Форум » Культура... » Слово "жид" в русской литературе » Ответить

Слово "жид" в русской литературе

Древослав: Здравы будте, други и подруги! Подскажите пожалуйста конкретные произведения русских классиков, где употребляется слово жид. Желательно ссылку. Очень надо!

Ответов - 42, стр: 1 2 All

Dundy: Гоголь Ник. Вас.

Древослав: Dundy Благодарю. Так же и Достоевский и, кажется, Пушкин. Но в каком контексте и каком произведении это слово было употреблено? На это мало кто может ответить...

Малюта Скуратов: Вечера на хуторе близ Диканьки.. Пришлось черту заложить красную свитку свою, чуть ли не в треть цены, жиду, шинковавшему тогда на Сорочинской ярмарке; заложил и говорит ему: "Смотри, жид, я приду к тебе за свиткой ровно через год: береги ее!" -- и пропал, как будто в воду. Жид рассмотрел хорошенько свитку: сукно такое, что и в Миргороде не достанешь! а красный цвет горит, как огонь, так что не нагляделся бы! Вот жиду показалось скучно дожидаться срока. Почесал себе пейсики, да и содрал с какого-то приезжего пана мало не пять червонцев. О сроке жид и позабыл было совсем. Как вот раз, под вечерок, приходит какой-то человек: "Ну, жид, отдавай свитку мою!" Жид сначала было и не познал, а после, как разглядел, так и прикинулся, будто в глаза не видал. "Какую свитку? у меня нет никакой свитки! я знать не знаю твоей свитки!" Тот, глядь, и ушел; только к вечеру, когда жид, заперши свою конуру и пересчитавши по сундукам деньги. накинул на себя простыню и начал по-жидовски молиться богу, -- слышит шорох... глядь -- во всех окнах повыставлялись свиные рыла... Текст изобилует упоминаниями.. А у Пушкина в "Борисе Годунове", тоже хватает. НЕТУ там сему народу названия другого, кроме этого..


Древослав: Поклон тебе, Малюта Скуратов в пояс! А нет ли у кого цитат из Бориса Годунова тоже? :-)

Снежана: Ф.М. Достоевский "Преступление и наказание" 1. Разговор студента с офицером о той самой старухе-процентщице. Славная она, - говорил он, - у ней всегда можно денег достать. Богата, как жид, может и пять тысяч выдать, а и рублёвым закладом не брезгует. 2. Сестру Раскольникова Дуню отговаривают выходить замуж по расчёту: А мы все давеча поняли, как он вошел, что этот человек не нашего общества. Не потому что он вошел завитой у парикмахера, не потому что он свой ум спешил выставлять, а потому что он соглядатай и спекулянт; потому что он жид и фигляр, и это видно. Вы думаете, он умен? Нет, он дурак, дурак! Ну, пара ли он вам? 3. Свидригайлов отмечает свою излишнюю жадность: и с чего, черт возьми, я так ожидовел? 4. Тот же персонаж рассуждает о жизни в деревне: Народ пьянствует, молодежь образованная от бездействия перегорает в несбыточных снах и грезах, уродуется в теориях; откуда-то жиды наехали, прячут деньги, а всё остальное развратничает. 5. Опять он же разбирал в своё время судебное разбирательство: Вернее всего было то, что один из них что-то украл и даже успел тут же продать какому-то подвернувшемуся жиду; но, продав, не захотел поделиться с своим товарищем.

Древослав: Снежана Умница! Целую нежно! А есть ли у кого полная цитата из "Бесов", где "жиды погубят Россию..."?

Снежана: В Годунове такого характера заявлений не наблюдается....

Снежана: А вот цитаты из "Бесов" ФМД: Являлись к нам в кружок и случайные гости; ходил жидок Лямшин, ходил капитан Картузов. Если уж очень становилось скучно, то жидок Лямшин (маленький почтамтский чиновник), мастер на фортепиано, садился играть, а в антрактах представлял свинью, грозу, роды с первым криком ребенка, и пр. и пр.; для того только и приглашался. Этот негодяй, который несколько лет вертелся пред Степаном Трофимовичем, представляя на его вечеринках, по востребованию, разных жидков, исповедь глухой бабы или родины ребенка Какие-то Лямшины, Телятниковы, помещики Тентетниковы, доморощенные сопляки Радищевы, скорбно, но надменно улыбающиеся жидишки Многие из среднего класса, как оказалось потом, заложили к этому дню все, даже семейное белье, даже простыни и чуть ли не тюфяки нашим жидам, которых как нарочно, вот уже два года, ужасно много укрепилось в нашем городе и наезжает чем дальше, тем больше. У тебя всегда деньги есть; я тебе сбавил десять рублей, но ты известный жиденок. Больше ничего.

insoaf: есть книжка даже "Русские классики о евреях" стоит порядка 230 р , но когда она в магазине была денег не было, а сейчас и книги нет......................Салтыков-Щедрин о жидах что-то писал нехорошее вот только где не помню...

Домовой Навий: Не исключено, коллеги, что лет через 10, жиды, либо тексты классиков изменят, либо, что конечно вряд ли, изымут их из продажи.

Kraslava: А еще Лесков "их" только так и называл в своих книгах ... "...Здорово жидки..."

Morgenstern: Гоголь Н.В. Тарас Бульба (http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0040.shtml). Описание людей из Запорожской Сечи: "... здесь были те, у которых, по милости арендаторов-жидов, карманы можно было выворотить без всякого опасения что-нибудь выронить." А это рассказ козака о том, что делалось на гетьманщине: " - Такая пора теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши. - Как не наши? - Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя править. - Что ты толкуешь? - И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя. - Врет он, паны-браты, не может быть того, чтобы нечистый жид клал значок на святой пасхе! ... Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. И дальше: "Такие слова перелетали по всем концам. Зашумели запорожцы и почуяли свои силы. Тут уже не было волнений легкомысленного народа: волновались всь характеры тяжелые и крепкие, которые не скоро накалялись, но, накалившись, упорно и долго хранили в себе внутренний жар. - Перевешать всю жидову! - раздалось из толпы. - Пусть же не шьют из поповских риз юбок своим жидовкам! Пусть же не ставят значков на святых пасхах! Перетопить их всех, поганцев, в Днепре! Слова эти, произнесенные кем-то из толпы, пролетели молнией по всем головам, и толпа ринулась на предместье с желанием перерезать всех жидов. Бедные сыны Израиля, растерявши все присутствие своего и без того мелкого духа, прятались в пустых горелочных бочках, в печках и даже заползывали под юбки своих жидовок; но козаки везде их находили. - Ясновельможные паны! - кричал один, высокий и длинный, как палка, жид, высунувши из кучи своих товарищей жалкую свою рожу, исковерканную страхом. - Ясновельможные паны! Слово только дайте нам сказать, одно слово! Мы такое объявим вам, чего еще никогда не слышали, такое важное, что не можно сказать, какое важное!" Дальше еще интереснее, прочитайте, не поленитесь ;)

Глеб: Даль - Пословицы и поговорки Русского Народа... - Жиду на базаре - как попу на крещенье...

Kleine_Vielleserin: Да почти у всех русских классиков можно встретить. Тогда слово "еврей" не употреблялось вообще, называли, как есть - жидами.

Morgoth: Михаил Юрьевич Лермонтов Баллада Куда так проворно, жидовка младая? Час утра, ты знаешь, далек... Потише, распалась цепочка златая, И скоро спадет башмачок. Вот мост! вот чугунные влево перилы Блестят от огня фонарей; Держись за них крепче, устала, нет силы!.. Вот дом — и звонок у дверей. Безмолвно жидовка у двери стояла, Как мраморный идол бледна; Потом, за снурок потянув, постучала... И кто-то взглянул из окна!.. И страхом и тайной надеждой пылая, Еврейка глаза подняла, Конечно, ужасней минута такая Столетий печали была; Она говорила: «Мой ангел прекрасный! Взгляни еще раз на меня... Избавь свою Сару от пытки напрасной, Избавь от ножа и огня... Отец мой сказал, что закон Моисея Любить запрещает тебя. Мой друг, я внимала отцу не бледнея, Затем, что внимала любя... И мне обещал он страданья, мученья, И нож наточил роковой; 354 И вышел... Мой друг, берегись его мщенья, Он будет, как тень, за тобой... Отцовского мщенья ужасны удары, Беги же отсюда скорей! Тебе не изменят уста твоей Сары Под хладной рукой палачей. Беги!..» Но на лик, из окна наклоненный, Блеснул неожиданный свет... И что-то сверкнуло в руке обнаженной, И мрачен глухой был ответ; И тяжкое что-то на камни упало, И стон раздался под стеной; В нем всё улетающей жизнью дышало И больше, чем жизнью одной! Поутру, толпяся, народ изумленный Кричал и шептал об одном: Там в доме был русский, кинжалом пронзенный, И женщины труп под окном.

Глеб: "Мой друг, берегись его мщенья, Он будет, как тень, за тобой..." - в 1917 - этот отец жыдовки всё-же пришёл за всеми ... - надо было соблюдать расовую гигиену...

Ingvar: ссылки не даю, только источники "Рыжий жид, с веснушками по всему лицу, делавшими его похожим на воробьиное яйцо, выглянул из окна, тотчас заговорил с Янкелем на своем тарабарском наречии, и Янкель тотчас въехал в один двор. По улице шел другой жид, остановился, вступил тоже в разговор, и когда Бульба выкарабкался наконец из-под кирпича, он увидел трех жидов, говоривших с большим жаром..." Николай Васильевич Гоголь ТАРАС БУЛЬБА "За ним следует маленький, живой, очень подвижной старик с острою бородкой и с черными, кудрявыми, как у негра, волосами. Днем он прогуливается по палате от окна к окну или сидит на своей постели, поджав по-турецки ноги, и неугомонно, как снегирь, насвистывает, тихо поет и хихикает. Детскую веселость и живой характер проявляет он и ночью, когда встает затем, чтобы помолиться богу, то есть постучать себя кулаками по груди и поковырять пальцем в дверях. Это жид Мойсейка, дурачок, помешавшийся лет двадцать назад, когда у него сгорела шапочная мастерская." Антон Павлович Чехов. Палата No 6 "Ах, юность, юность удалая! Житье в то время было нам, Когда, погибель презирая, Мы всё делили пополам. Бывало, только месяц ясный Взойдет и станет средь небес, Из подземелия мы в лес Идем на промысел опасный. За деревом сидим и ждем: Идет ли позднею дорогой Богатый жид иль поп убогой, — Всё наше! всё себе берем." БРАТЬЯ РАЗБОЙНИКИ А.С. Пушкин почитай также Пушкина СКУПОЙ РЫЦАРЬ Ну и так далее

Древослав: Благодарю всех, кто писал по делу! Надеюсь, тема будет полезной не только для меня. :-)

Глеб: амое первое упоминание о жидах - читай в летописях... (писанных между прочим христианами)... - (там про Киев с жидовскими воротами, про народ - жиды, про ересь жидовтствующих) - там много чего есть. Нет там слова - "евреи" - это не историчное слово, не соответствующее традициям и тем более - реконструкции традиций и быта...

Kleine_Vielleserin: Глеб пишет: Нет там слова - "евреи" - это не историчное слово, "Еврей" - это вроде уже в советские времена получило хождение. Политкорректное такое, вроде "афроамериканца".

Домовой Навий: Kleine_Vielleserin пишет: Политкорректное такое, вроде "афроамериканца". Вот, посмотрите - вроде в слове есть две географические составляющие .... африка и америка. Непонятно, а что тогда латиносы обижаются.....

Снежана: Morgenstern пишет: Дальше еще интереснее, прочитайте, не поленитесь ;) Ну да... — Мы никогда еще, — продолжал длинный жид, — не снюхивались с неприятелями, а католиков мы и знать не хотим: пусть им черт приснится! мы с запорожцами как братья родные... — Как? чтобы запорожцы были с вами братья? — произнес один из толпы. — Не дождетесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове, всех потопить, поганцев!

Morgenstern: Снежана, это что ж выходит, Гоголь - антисемит

Глеб: Гоголь - НЕ антисемит - в его пору этого надуманного термина не существовало, он пришёл с образованием гос-ва израиль... И Гоголь отражал в своих гениальных рассказах быт и историю нашего Народа - для которого жиды именовались именно жидами или (по хрис-ски) - иудеями - но ни как иначе, и это - История, где чёрным по белому, и без уничижительных определений. Хотя без них - никуда... Были в великом Русском языке определённые, исторически обоснованные, идиомы о жидах, и эти идиомы - в словаре Даля... И с этим - поспорить не может никто... И чем более жиды закручивают гайки в современных законах - пример 282... - тем более обосновывают нелицеприятное к себе отношение, тем более нарываются на очередной межнациональный конфликт - провоцируя его продвижением собственных законопроектов... - То, что многие Русские сейчас могут пострадать от ИХ законов - отправляясь в места лишения свободы только за обозначение - кто свой на Земле Русской (политой именно Русской Кровью и Русским потом,дабы досталась Русским потомкам в целости и сохранности, богатая и великая) кто - не свой, а примазавшийся с целью получения выгоды и завладения материальными и иными ценностями... Вопрос на самом деле - экономический, но от него зависит целый Суперэтнос - Русские. Развитым христианством из Русских выдавливали Волю, - довольно долго около 1000 лет, затем залакировали развитым атеизмом... Проявления этих "достижений" - в развитом рабском духе населения - ибо мы перестали БЫТЬ Русским Народом с 1993 года, после печально известного расстрела "Дома советов"... Мы сейчас - не Народ, только осколки некогда великого государствообразующего Народа, и что-бы нас добить - как Народ, нас разбавляют нелегалами из бывших республик нахлебниц Руси - таджиками, дагами, армянами, азерами, чехами, и многими прочими - теми, кого мы на нашу Землю не звали - даже гостями - они пришли сами, на собственные деньги и с собственными этничискими преступными группировками - поддерживающими их власть над нашей Землёй. Горький постскриптум... Мой Отец, - ветеран Великой войны, горько переживал в середине девяностых - что не удосужился притащить с фронта пару стволов - его слова до сих пор у меня в крови - "коли знал бы, что нашу Землю отнимет ельцин, пропьёт, а остатки отдаст чуркам - пошёл бы стрелять всех их, - и пусть меня убили бы - мне в радость - за Своих расквитался, - и тебе - сын, и твоему сыну - чистой и вольной Землю передал бы..." - очень переживал он, что ни чего не принёс с Войны...

Александр П: В.В. Крестовский, "Очерки кавалерийской жизни" ...Каждый воскресный день в Свислочи с раннего утра подымается особенное движение. Жидки торопятся выслать своих "агзнтов" на все выезды и ближайшие перекрестки дорог, ведущих к местечку. Это в некотором роде сторожевые посты "гандлового люду". Но зачем такие посты нужны свислочскому люду гандловому? Нужны они затем, чтобы перенимать на дороге крестьян, доставляющих на базар свои сельские продукты. Везет себе белоголовый хлоп на своем возу "каранкову", а то и целую "корцову" бочку "оброку" или "збожа" (Каранковая бочка вмещает 112 казенных гарнцев, а корцовая 156. Оброк - овес, збож - жито, рожь, вообще хлебное зерно) и уже рассчитывает в уме своем предстоящие ему барыши, как вдруг на последнем перекрестке налетает на него с разных сторон ватага еврейских "агэнтов". Хлоп моментально оглушен, озадачен и закидан десятками вопросов, летящих вперебой один другому: "А что везешь? а что продаешь? а сколько каранков? а чи запродал вже кому? а чи не запродал?" Хлоп не знает, кому и что отвечать, а жидки между тем виснут к нему на задок, карабкаются на воз, лезут с боков и с переду, останавливают под уздцы лошаденку, тормошат ошалелого хлопа, запускают руки в овес или в жито, пробуют, смакуют, рассматривают, пересыпают с ладони на ладонь и при этом хают - непременно, во что бы то ни стало хают рассматриваемый товар, а другие - кто половче да поувертливее - насильно суют хлопу в руку, в карман или за пазуху сермяжки кое-какие деньжонки, и не столько денег, сколько запросил хлоп, а сколько самим вздумалось, по собственной своей оценке, которая, конечно, всегда клонится к явному ущербу хлопа, и если этот последний не окажет энергического сопротивления с помощью своего громкого горла, горячего кнута и здоровых кулаков, то та партия жидков, которой удалось, помимо остальных агентов, всунуть в руку продавца сколько-нибудь деньжонок, решительно овладевает и хлопом, и его збожем, и его возом. Один из одолевшей партии вырывает уздцы лошаденки из рук своих противников, что неизбежно сопровождается еврейским галласом, гвалтом, руготней и дракой; а другие в это самое время, взгромоздясь на крестьянский воз и нависнув на него с боков, овладевают, как можно скорей, кнутом и вожжами, третьи отпихивают и в грудь, и в плечи, и в зубы, и куда ни попало азартно наступающих агентов всех остальных партий; и все это, разумеется, происходит при оглушающем гвалте. Но чуть лишь передовому бойцу удалось высвободить уздцы и оглобли, как вожжи и кнут начинают немилосердно хлестать лошаденку, которая, побрыкавшись малость, с места пускается вскачь, а жидки за нею и рысью, и галопом, подобрав полы хламид своих: еОй-вай! Ховай Бозже!" Передовой боец, вприпрыжку, охраняет уздцы и оглобли от новых враждебных покушений, за что беспрестанно попадает то в спину, то в шею. Возница, овладевший вожжами, дергает и понукает клячонку, отмахиваясь кнутом на все стороны, остальные же с понукатель-ными криками "Фаар!.. фар-фар!" (Пошел, поезжай!) с высоты с бою взятого воза спихивают цепляющихся за "дробины" жидков и, наконец, удаляются с торжеством победителей от преследующего неприятеля, который, видя уже, что дальнейшее преследование будет вполне бесполезно, ограничивается одной крупной перестрелкой брани, посылаемой вдогонку противнику, торжествующему свой новый "вигодни гешэфт". Хлоп тоже пытается протестовать против победителей, но те не слушают его и знай себе гонят клячонку и в хвост, и в гриву, направляя ее прямехонько-таки в ворота своего собственного "заездного дома". Чуть лишь въехали в глубину двора - ворота тотчас же на запор - и недоумевающий, одурелый от гвалта и галласа хлоп оказывается в буквальном плену у своих победителей. Кричи и ругайся тут себе сколько хочешь - никто тебя не услышит, никто не явится на выручку, ибо запертые двери и ворота налагают на хлопа полный арест и преграждают к нему путь какой бы то ни было выручке и подмоге. А станет хлоп много артачиться - жидки и побьют его, так недорого возьмут =- ступай, ищи потом с них, коли битье без свидетелей было!.. Но бить хлопа - это уже крайность, прибегать к которой жидки не любят, имея в виду возможность возмездия, которое рано ли поздно ли, может наступить для одного из их компании со стороны односельчан оскорбленного хлопа. Для жидков гораздо выгоднее ласково, но немилосердно обобрать хлопа и остаться с ним добрыми -шршия-целками" - "каб и на пршуд од него гхароший гандель ийметь". В силу этих соображений составляется обычная стратегема следующего рода: прежде всего жидки торопятся сбросить на землю мешки с овсом или житом, лишь бы только скорей с возу долой, дабы потом иметь ясное доказательство, что товар уже продан, на тот случай, если бы несговорчивый хлоп вздумал упинаться и если бы какими-нибудь (впрочем, весьма трудными) судьбами удалось ему прибегнуть к помощи власти или постороннего люда. Последние случаи весьма редки, но прозорливый еврейчик всегда уж ради собственного спокойствия постарается оградить и обезопасить себя и свое дело со всех возможных сторон. Затем, прежде чем приступить к отмериванию и пересыпке купленного товара, жидки подносят хлопу в виде угощения или магарыча один и другой, а то, случается, и третий келих водки, и только тогда, как заметят, что добрая порция хмелю забрала уже голову хлопа, наведя на него некоторый дурманящий туман с соответственною дозой сердечной мягкости и благодушия, они приступают к мере и пересыпке. Пока одни меряют, пересыпают да отсыпают, другие стараются разными приятными разговорами и расспросами отвлечь внимание хлопа от совершаемого дела, и этот маневр всегда почти удается им как нельзя лучше. Зерно умышленно просыпается из меры на землю и спешно подметается метлами в какой-либо укромный утолок, ибо просыпка этого рода в общий счет не идет, хотя в конце концов и составит собою несколько лишних гарнцев, дающих возможность к лишнему гешефту. Слова "корец", "каранка", "шанек", "полко-рец", "двецверци", "две шуснастки", "усьм лахурков", изображая собою различные величины установленных обычаем мер - величины крайне сбивчивые при их смешении и почти невозможные для вычисления точного отношения одной меры к другой, - градом сыплются из уст отмерщиков и окончательно сбивают с толку одурелого хлопа, который знает, что все эти меры точно существуют, но никак не может сполупьяна сообразить, что восемь лахурков осьмины совсем не идут в один счет и вперемешку с четырьмя цверцями корца; он только чувствует, что "жидюги" волей-неволей "закрутили с ним гешэфта" и теперь объегоривают его на чем свет стоит, "во всю свою господарску волю"!.. Но вот перемерка да пересылка окончена, оброк спешно убран в еврейские амбары, и хлоп, ощущая ничтожность насильно всунутого ему задатка, начинает требовать окончательного расчета; но евреи с крайним удивлением ответствуют, что деньги-де уже получены им сполна, что никаких более расчетов нет и что надо, дескать, Бога не бояться, требуя с них вторично уже полученную плату. При этом для окончательного ублагодушенья хлопа ему иногда подносится еще один келих водки; а будь хлоп упинается - то расправа с ним коротка; ворота настежь, оглобли поворочены к - в шею! Озадаченный, раздосадованный, разочарованный и огорченный хлоп посмотрит жалостно на доставшиеся ему скудные гроши, перекинет их раздумчиво с ладони на ладонь, почешет за спиною и, сообразив, что на такую ничтожную сумму не приобретешь ничего путного для своего хозяйства, махнет рукой и повернет до корчмы, где и спустит до конца всю свою злосчастную выручку. Так вот для каких гешефтов гандловый люд посылает за околицы и на перекрестки своих агентов. Эти агенты разными: маневрами стараются один перед другим скрытно и незаметно пробраться на более отдаленные от месгечка пункты, дабы, заняв там выгодную позицию, перенять подъезжающего хлопа ранее своих конкурентов, и из этого выходят у них тоже бои немалые. Но что за цель и что за выгода у гандлового люда отбивать товар с бою на перекрестках, вместо того чтобы спокойно покупать его на базаре? Эту цель и эту выгоду я поясню сейчас же. Коль скоро в каком-либо местечке расположен на зимних квартирах "эскадронный двор", то гандловый люд всячески старается не допустить эскадронного командира и фуражмейстера до непосредственных сделок с хлопом - продавцом овса. Евреи всегда набиваются на то, чтобы заподрядиться как-нибудь с эскадроном на оптовую поставку овса и сена; но для эскадрона, в свой черед, несравненно выгоднее бывают непосредственные сделки с самими продавцами, так как тут весь товар на виду со всеми его качествами, да и покупается он из первых рук гораздо дешевле. Если же командир, отвергнув посредство еврейской поставки, оплошает почему-либо в базарный день запастись вполне нужным ему на неделю количеством овса, то жидки скупят весь овес сполна и тогда уже сами наложат на него такие цены, с которыми не в состоянии будет потягаться самая высокая казенная "справка", а эскадронный и езди тогда по помещикам, хлопочи да выбивайся из сил, добываючи нужное количество фуража! Ввиду возможности такого "гешэфта" жидки и стараются изо всех сил не допустить хлопа до базарного места и захватить его на предупредительных пунктах, дабы через то явиться самим, по возможности, господами дела и устранить конкуренцию эскадрона, ибо эта конкуренция для них во всяком случае очень опасна: эскадрон всегда купит честно, не обижая хлопа, с обоюдною выгодой как для себя, так и для продавца, а очевидность выгоды влечет этого последнего к прямой сделке "с войсковыми* и, стало быть, выбивает его из-под гнетущего экономического влияния еврейской насильственной эксплуатации, самих же евреев лишает хорошего "гешэфта". Таковой способ действий гандлового люда заставляет и нас в свой черед высылать партикулярным образом маленькие команды на передовые посты, за околицы и к перекресткам. Назначение этих команд - в два, три или четыре человека каждая - состоит в том, чтобы оберегать, по возможности, хлопа от жидовских насилий и посягательств, чтобы не дать жидкам насесть на крестьянский воз, а самим проводить его мирным порядком в местечко, до базарной площади. Главные внушения вахмистра направлены при этом на одно - всячески избегать драки с жидками, которые в свой черед стараются затеять побоище, дабы заручиться существенными доказательствами, вроде порванных лапсердаков и расквашенных физиономий, при помощи которых затеять с эскадроном бесконечные кляузы. Для подобных экспедиций люди выбираются надежные, смышленые, рассудительные, при известной внушительной наружности, и благодаря этому наше оберегание хлопов проходит всегда почти благополучно. Такой образ действий с нашей стороны проливает в еврейские сердца горечь и злобу против нас немалые и вселяет в них мысль о мщении разными каверзами, что иногда и удается им приводить в исполнение. Так-то вот и воюем с ними из-за хлопского "оброка".

Александр П: оттуда же ...В равной же мере правительственная власть покровительствовала и евреям, которые после германских гонений, обретя здесь в некотором роде новую Палестину, переселялись в нее целыми тучами и наконец, как саранча, покрыли собою весь громадный край. С захватом всей торговли и промышленности в еврейские руки рынки весьма скоро потеряли то благотворное значение для общества, какое они всегда имеют в государствах, органически и правильно развивающих из себя свои экономические силы и не подверженных таким паразитным, чужеядным наростам, каким в старой Польше было еврейство. Базарные площади облепились со всех сторон гостеприимными шинками, куда евреи всячески заманивали крестьян, приезжавших на торг, и где слабодушный хлоп нередко пропивал последнюю копейку, как и ныне пропивает ее. Базары сделались благодаря шинкам да корчмам притонами разгула, пьянства и нравственного растления. Благосостояние крестьян чахло, гибло и пришло наконец к тому, что в настоящее время, когда крестьянин стал свободным землевладельцем, земля его, принадлежащая ему de jure, на самом-то деле принадлежит корчмарю-еврею, ибо нет почти такого крестьянина, который не состоял бы в неоплатном и вечном долгу этому корчмарю своей деревни. Евреи веками высасывали крестьянские пот и кровь, веками обогащались за счет хлопского труда и хозяйства. Такой порядок вещей давно уже породил в высшей степени напряжение, ненормальное состояние, продолжающееся и по сей день и отразившееся инерцией и вредом на все классы производителей. Довольно будет, если мы для более наглядного примера скажем, что в 1817 году на 655 ярмарочных и торговых мест одной лишь Гродненской губернии было 14 000 шинков и корчем, содержимых исключительно евреями, стало быть, более чем по 12 на каждое место! Четырнадцать тысяч кабаков в стране, которая имеет всего лишь около 6000 разного рода поселений - местечек, деревень, усадеб, фольварков и т. п.

Александр П: продолжаем тему ... Но более всего, по всевозможным направлениям, во все концы и во все стороны снуют и шныряют жиды, жидовки, жиденята, и все куда-то и зачем-то торопятся, все хлопочут, ругаются, галдят и вообще высказывают самую юркую, лихорадочную деятельность. Они стараются теперь перекупить все то, чего не удалось им захватить в свои руки с бою на аванпостах. Но главные усилия братии израилевых направлены на дрова, на хлеб зерновой, на сено, т. е. на такие все предметы, на которые, в случае большого захвата оных в еврейские руки, можно будет тотчас же повысить цену по собственному своему произволу. Некоторые жидовки и здесь занимаются "гадлом": если вы увидите в корзинах дурно выпеченные, сероватые, посыпанные маком или чернушкой лепешки, коржики и бублики, то знайте, что продает их, наверное, какая-нибудь почтенная мадам Copra; если обоняние ваше поразит несущийся из грязного ведра острый запах селедки или увидите вы разложенные по земле гирляндой вплетенные в соломенное кружево головки цибулек, то можете быть уверены, что и эти ароматические товары составляют предмет торговли разных "мадамов".

Александр П: В четыре часа на базарной площади уже пусто. Только у корчем видны еще полукошики да возы и запряженные лошаденки скучают да скучают себе, понурив мохнатые морды в ожидании, когда-то наконец выйдет из корчмы загулявшийся хозяин. Который крестьянин не успел продать на базаре свой товар, да, Боже сохрани, не убережется, чтобы с горя от неудачи не зайти в корчму, тому теперь беда неминучая! К корчмарю тотчас же прибежит с надворья кто-нибудь из домочадцев и торопливо сообщит по-еврейски, что такой-то, мол, Опанас из Занок или Мацей из Клепачей заехали ко двору с непроданным товаром. Получив такое известие, еврей самым ласковым, самым приятельским образом встречает и пана Мацея, и пана Опанаса: — А! Сштары пршияцёлек!.. Як сшеё-маш, когханы?!.. Чи добре гхандловал?.. Гхаросшаго гешефту изделал? — А, до беса! Якась там гешефта! - с досадой шваркая свой "капелюх" на стойку, говорит Мацей. - От-то лядаща гадзина!.. Добры базар! А ни славы, ни ужитку! — Когхта ж не продал? - с участием осведомляется жид. — Эге! Ходзь, продай чертовой мацяри! — Бозже ж мой, Бозже, дай цебе гоже (лучше), - качая головой, усиливает жид степень своего участия. — Гоже... Хароша угода! - ворчит аедовольный Мацей. — Спадзевалсе дастац хочь с два рубли, аж не продау ни на капейку! — Ну, ну, не зжурисе... Над сширотою Богх с калитою! — утешает еврей. — Ты наперод выпей, а напатом будзьмы вже говориц!.. Мозже й я у тебе схочу пакипиц! И он с крайней предупредительностью начинает цедить из бочки в жестяной крючок добрую порцию водки. — На, пий, муй когханы, муй Мацейко!.. Ой-вай, добры ти хлопак, Мацейко!.. Я зж тибе так люблю и мине так жалко з тебе, бо ти — я зжнаю, — ти гхароший чловек! Ой, какой гхароший! Пий, пий, муй голубе! Пий сшабе з Богхом1 Мацей долго простоял на базаре и отощал. От раннего утра, с тех самых пор как выехал из дому (из соседней деревни верст за десять) у него во рту куска хлеба не было. Мацей жадно и медленно, сквозь зубы, с наслаждением тянет поданную ему водку, а на голодный желудок алкоголь быстро оказывает свое надлежащее действие. — А мозже ти гхочешь кушить? - осведомляется жид. — А вжеж!.. Когдаж не хочу? — Ну, то на, пакуший щилётке! Мацей и селедку съест, и хлеба уберет при этом фунта два, и хмель меж тем все более забирает свою силу в голове Мацея. — А мозже ти й пива гхочешь? — Але!.. Давай и пива, кали ты такий щедрый! - говорит уже заплетающимся языком разлакомившийся крестьянин. — Куший сшабе з Богхгом и пиво!.. Ой, пиво здоровий штука! Хто пиво пие, той тлустие. И ти будзишь тлустый! Когда же Мацей, вытянув пиво да покурив тютюну, окончательно уже охмелел, любезный жид говорит ему: - Н-ну, таперичка даваймо таргавацьсе, а напатом вже изделаем рахубу (расчет). Но Мацею уже не до торгу. Хмель шибко бродит в его голове, и он снова требует водки. Однако жид - "зжалеючи твого зждаровя" - водки Мацею больше не отпускает. Он требует, чтобы Мацей поскорей продавал ему "збожа". - Ти слюший, ти продавай, бо тибе треба йщо егхать до дому, и ти изнов повезешь такого ценжару (тяжесть), ти сшваго киняку завшем патамишь! Мацей после долгих убеждений соглашается наконец продать ему "збожа" и требует за товар два рубля. Но жид приходит в ужас от сказанной цены и начинает убеждать, что таких и цен нет на торгу, да никогда и не бывало и не будет во веки веков, "бо насши до тего не допуштят", что оттого-то он и не нашел покупателя, что базар уже кончился и потому надо продавать дешевле. — Когхда гхочишь, то я тебе буду давац пьят злоты - сшемдзешют пьят кипейкув! И венцей ниц! — Н-не можна! - упрямо мотая голивой, мелет языком Мацей. — Н-ну, и сшто таково не мозжна!.. Н-ну, гхарашьо! Я добры чловек и мине очинь з тибе зжалко и для тего я тибе сгхочу маленкий придатек изделац, каб ти зжнал, якой я добры, каб ти и сшвоим дзетям сшказал, якой Мойша Шульберх есть добры! Ну, для тего я тибе дам ищо двох кипейкув. — Н-не можна! - упрямится Мацей. - Два рубля! — Не мозжна?.. Ах, ти, сшволачь ти, сшволачь! Я зж тибе кирмил, я зж тибе паиль и з вудкей, и з пивом, а ти "не мозжна"! Ну, так я зж тибе буду показать, сшто таково мине мозжна! — входит в азарт Мойша Шульберг. — Ти, мозже, мисшлял, сшто ти даром у мине кушиль? Подавай деньгув! Если в корчме мало народа и за Мацея вступиться некому, то Мойша Шульберг с супругой и домочадцами насядут на него с гвалтом, обвинят "в разбойстве, в мишельничестве", отберут Мацеево жито, вытолкают его за дверь, и ищи с них где хочешь! Но если Мацей податлив и согласится продать товар за цену, предлагаемую Мойшей, то Мойша в благодарность нальет ему еще килишек водки в виде "магарыча", потом сделает с ним "рахубу", в которой выведет и за хлеб, и за селедку, и за водку с пивом, вычтет за все это злотых около двух, остальные же деньги вручит Мацею, с поклоном проводит его за двери, сам поможет ему взобраться на воз, сам проводит за ворота Мацееву коняку и скажет: "Дай Бозже пуць! До видзеню, пршияцелю!" Так-то обрабатываются и все почти дела у всех этих Мацеев со всеми Мойшами Шульбергами.

Александр П: Ну и напоследок, мое любимое ...Осенью 1871 года проявилась в городе холера, которая вырывала свои жертвы преимущественно из еврейской среды, живущей в тех краях, за редкими исключениями, крайне бедно, грязно и скученно. Евреи вообще суеверны и не любят называть какую бы то ни было эпидемическую болезнь ее настоящим именем; а при необходимости в разговоре всегда стараются упомянуть о ней как-нибудь иносказательно, опасаясь, что в противном случае - чуть лишь произнесешь точное название болезни - она тут как тут, непременно к тебе и пристанет. Зная этот суеверный предрассудок, молодые офицеры подчас, бывало, нарочно спрашивают у знакомых евреев: — Отчего у вас умер такой-то? Еврей на это всегда ответит: — Так... От гхудова хворобы. — От какой же именно? Что это за худая хвороба? - пристают офицеры. — Ну, и вы сшзми зжнаитю. Сшто я вам буду гхаворить! — Да нет, однако как она называется, эта ваша хвороба, от которой умер такой-то? — Ну, зжвестно, досталь сшибе и отсюда, и оттуда - понимаетю? - неохотно ответит наконец еврей, указывая надлежащим пояснительным жестом себе на рот и на заднюю прореху фалд своего сюртука, и поспешит переменить тему разговора. Когда же холера усилилась до довольно значительной степени, так что евреи стали умирать ежедневно десятками, то какой-то святой цадик-талмудист, к которому обратились они за советом, уверил их, что для прекращения смертности в собственно еврейской среде надо сделать "отвод" болезни на какую-либо иную среду, на "гойев", и для этого необходимо-де исполнить особый обряд такого рода: нанять какого-нибудь человека из нееврейской среды (это conditio sine qua non) (непременное условие (лат.)) и поставить его на некоторое, хотя бы самое короткое, время сторожем у ворот еврейского кладбища, с тем чтобы он встретил на своем посту первого еврейского покойника, какого принесут к ограде. При этом похоронная процессия, остановясь в нескольких шагах перед воротами, должна спросить у сторожа, есть ли еще место на кладбище, на что сторож должен ответить, что мест уже более нет - все, мол, заняты, все кладбище сплошь захоронено, ни одной пяди земли свободной не имеется, - стало быть, не трудитесь умирать, потому что и хоронить вас больше негде. Евреи, однако, несмотря на уверения сторожа, должны упрашивать его пропустить их лишь на этот раз, в виде исключения, захоронить только одного - всего лишь одного покойника, что это у них уже последний, а больше ни одного из евреев, умершего от худой хворобы, не будет, в чем они дают все торжественную клятву. Сторож все-таки обязан отказывать, и вот тогда-то участвующие в похоронной процессии, отстранив сторожа, якобы силою растворяют ворота и врываются с покойником на кладбище. После этого обряда, удачно совершенного, холера непременно должна-де прекратиться между евреями и перейти на ту среду, к которой принадлежит сторож. Между тем умерла одна богатая купчиха, приходившаяся как-то сродни нашей Хайке. Видят евреи, что дело совсем уже плохо, что худая хвороба из лачуг начинает забираться в хоромы, и решили, что надо наконец безотлагательно сделать отвод болезни. Вследствие этого кагальные старшины вздумали возложить на Хайку, как на родственницу покойной, особую миссию: ты, дескать, всех улан доподлинно знаешь, у тебя есть знакомые и между солдатами, принайми-ка одного из них сыграть роль сторожа к похоронам твоей родственницы. Хайка сообразила, что в таком случае худая хвороба перейдет на улан, и потому отказалась от предлагаемой миссии. Взъелись на нее за это старшины: ты, мол, не хочешь оттого, что сама в уланах служишь, около них всякий треф и сама стала трефная (нечистая). Хайка не на шутку оскорбилась этим последним эпитетом и посчиталась со старшинами. Те решили между собою оставить ее в покое - "Цур ей и пек ей! Хай ей черт!" - и обратиться помимо нее к солдатам. В это время в карауле при штабе находился 2-й эскадрон, расположенный в пяти верстах от города в деревне Грандичи, куда дорога лежит как раз мимо еврейского кладбища. Пошли старшины на базар подыскивать подходящего для их цели человека и попали там на улана Вахрушова, отпущенного в город за покупками. Обратились к нему: тебе, милый человек, все равно-де надо в эскадрон, в Грандичи, возвращаться, так заодно уже постой-ка сторожем у нашего кладбища, пока мы похороним нашу покойницу; это нужно-де нам для большого почета; мы тебя научим заранее, что говорить и как отвечать на наши вопросы, а ты за свою услугу хорошо заработаешь себе на водку. Таким-то образом сторговались они с Вахрушовым за пять злотых (75 копеек), дали ему в задаток два злотых да еще крючок водки ради наибольшего поощрения к усердию в исполнении роли сторожа и затем, внушив ему все, что следует, отправили его к кладбищу, а сами поспешили к покойнице - поторопить ее вынос. Вахрушов был малый не промах, солдатик себе на уме, и притом отчасти плутоватый. Идучи к кладбищу, завернул он по пути в шинок, выпил еще водки на полученные два злотых и пришел в веселое расположение духа. Стал он у кладбищенских ворот и думает про себя: "Зачем это вдруг жидам сторож здесь понадобился? Никогда такого случая еще не бывало... Что-нибудь неспроста!.. И отдадут ли они остальные три злотых или понадуют?.. Вернее, что понадуют... А может, и нет?" И домой-то хочется солдату да и трех злотых упустить не желает - все же надежда мелькает ему такая, что авось и не надуют. Только вот притча: зачем это вдруг им сторож понадобился? "Понадуют ли там, нет ли, а лучше пока что понадую-ка я сам жидов!.. Так-то дело, кажись, вернее будет - авось либо и больше заплатят!.." Ходит он себе у ворот, а самого даже смех разбирает - в жидовские, мол, сторожа нанялся и должен уверять, что ни одного места нет на кладбище! Только вот, пока он так себе размышляет, из города спешным шагом валит уже еврейская гурьба, посреди которой высятся носилки с покойницей. Подходит процессия к кладбищу и останавливается в десяти шагах перед воротами. — А сшто? Чи есть ищо миесту на кейвер? Вахрушова словно лукавый подтолкнул - еще веселей ему стало, и махнул он рукой на свою обязанность. — Есть! Есть! - говорит. - Много есть еще! Ступайте все! Не токма что про всех вас хватит, а еще и детям, и внукам, и правнукам вашим вдосталь останется. Можете себе представить, какой панический переполох произошел между евреями, какой "гевалт", какие "ваймиры" завопили они всем кагалом, в каком ужасе заметались во все стороны!.. А Вахрушов при этом сам еще предупредительно растворяет настежь ворота и приглашает: — Пожалуйте! Милости просим! В ярость пришли евреи, подскочили к нему с воплями, с ругательствами, с кулаками, а плут солдат и глазом не моргнет, только предостерегает внушительным образом наиболее завзятых: — Вы, братцы, того... полегче, не балуй!.. А то ведь у меня при себе - сами видите: и пистолет в кобуре, и сабля вострая... Вам же нехорошо будет, как выну. Вмешались в дело габаи и галеры - старшины и члены погребального братства Хевро: одни отстранили разъярившуюся кучку, другие взмолились к солдату - скажи, мол, Бога ради, что нет уже ни одного места! А тот им на это: — Как можно, чтобы местов не было, коли есть еще эвона сколько! — Ну, гхарасшо! Нехай там есть, а ти сказжи, сшто ниету! Закрой сшибе глязи, сштоби тибе не видно било, и сказжи: ниету! — Зачем же, милый человек, мне врать?.. Я, брат, солдат, я присягу принимал служить верою и правдою, так как могу я опосле того говорить неправду - сам посуди ты! Приступают к нему хором уже все сопровождавшие покойницу, евреи и еврейки: скажи, да скажи! — Ну, и что тебе стоит? Ты же ведь подрядился! — Мало ли что подрядился! Да коли подряд-то невыгоден! Этое дело не пяти злотых стоит. — Ну, гхарасшо! Бери болш, бери, сшто гхочишь, толке сказжи нам как сшледуваит! — Давайте сто рублев, так скажу, а меньше - ни копейки! Не моги и думать! Стали евреи совещаться между собой - как быть при таком прискорбном и скандальном случае. Иные, из наиболее суеверных, предлагали было - уж куда ни шло! - собрать в складчину сто рублей, как вдруг один "шейне-морейне" - "мондра глова" из старшин-талмудистов и казуистов - "додумал", что не только ста рублей, но и обещанных трех злотых давать не следует, ибо теперь, что ни дай ему, все будет напрасно, так как условная процедура самого обряда уже нарушена, скандал произведен, - значит, чудодейственная сила отвода хворобы потеряна, и даже самое погребение покойницы не может состояться, пока не приищут нового сторожа, потому что если похоронить ее сразу после такого скандала, после такого зазорного приглашения всех евреев со чадами и дальнейшим потомством пожаловать на кладбище, на готовые места, то худая хвороба так пойдет косить, "сшто ми увсше, до сшами последний еврей, як мугки, издегхнем". Решили на общем совете, что надо нести покойницу назад в город я постараться как можно скорее принанять другого, более подходящего сторожа. Сказано - сделано. Подняли опять носилки на плечи и повалили гурьбой обратно. Только вдруг - опять нежданная беда! - полиция не впускает их в город: "Нельзя - холерный покойник". О, в какой же ужас, в какое отчаяние и бешенство пришли злосчастные евреи! Хочешь не хочешь - пришлось не только повернуть к кладбищу и похоронить купчиху без спасительного обряда, но еще возвращаться домой под гнетущим суеверным убеждением, что теперь уже все кончено, ничего не доделаешь и через проклятого гойя-солдата весь гродненский Израиль "издегхнет" до единого!

Александр П: Короче всем рекомендую сию книгу, пшепрошем, как говориться у тех краях. Крестовский

Morgenstern: Глеб, видно, той рожицы в конце моего поста оказалось недостаточно, чтобы передать мое саркастическое отношение к тому, что "Гоголь - антисемит". Ясно, что это бред. А с тобой я полностью согласен в оценке того, что происходит.

Ingvar: Домовой Навий пишет: Не исключено, коллеги, что лет через 10, жиды, либо тексты классиков изменят, либо, что конечно вряд ли, изымут их из продажи. а как же свобода слова, плюрализм мнений? Они же за это боролись, за демократические устои, за равноправие и братство между народами? Или опять как всегда лгут и лукавят? Вот еще один классик - граф Толстой А.К. НОЧЬ ПЕРЕД ПРИСТУПОМ Поляки ночью темною Пред самым Покровом, С дружиною наемною Сидят перед огнем. Исполнены отвагою, Поляки крутят ус, Пришли они ватагою Громить святую Русь. И с польскою державою Пришли из разных стран, Пришли войной неправою Враги на россиян. Тут вoлохи усатые, И угры в чекменях, Цыгане бородатые В косматых кожухах... Валя толпою пегою, Пришла за ратью рать, С Лисовским и с Сапегою Престол наш воевать. И вот, махая бурками И шпорами звеня, Веселыми мазурками Вкруг яркого огня С ухватками удалыми Несутся их ряды, Гремя, звеня цимбалами, Кричат, поют жиды. Брянчат цыганки бубнами, Наездники шумят, Делами душегубными Грозит их ярый взгляд. И все стучат стаканам: "Да здравствует Литва!" Так возгласами пьяными Встречают Покрова. А там, едва заметная, Меж сосен и дубов, Во мгле стоит заветная Обитель чернецов. Монахи с верой пламенной Во тьму вперили взор, Вокруг твердыни каменной Ведут ночной дозор. Среди мечей зазубренных, В священных стихарях, И в панцирях изрубленных, И в шлемах, и в тафьях, Всю ночь они морозную До утренней поры Рукою держат грозною Кресты иль топоры. Священное их пение Вторит высокий храм, Железное терпение На диво их врагам. Не раз они пред битвою, Презрев ночной покой, Смиренною молитвою Встречали день златой; Не раз, сверкая взорами, Они в глубокий ров Сбивали шестопeрами Литовских удальцов. Ни на день в их обители Глас божий не затих, Блаженные святители, В окладах золотых, Глядят на них с любовию, Святых ликует хор: Они своею кровию Литве дадут отпор! Но чу! Там пушка грянула, Во тьме огонь блеснул, Рать вражая воспрянула, Раздался трубный гул!.. Молитесь богу, братия! Начнется скоро бой! Я слышу их проклятия, И гиканье, и вой; Несчетными станицами Идут они вдали, Приляжем за бойницами, Раздуем фитили!.. 1840-e годы "БОГАТЫРЬ" По русскому славному царству, На кляче разбитой верхом, Один богатырь разъезжает И взад, и вперёд, и кругом. Покрыт он дырявой рогожей, Мочалы вокруг сапогов, На брови надвинута шапка, За пазухой пеннику штоф[1]. Ко мне, горемычные люди, Ко мне, молодцы, поскорей! Ко мне, молодицы и девки, Отведайте водки моей! Он потчует всех без разбору, Гроша ни с кого не берёт, Встречает его с хлебом-солью, Честит его русский народ. Красив ли он, стар или молод Никто не заметил того; Но ссоры, болезни и голод Плетутся за клячей его. И кто его водки отведал, От ней не отстанет никак, И всадник его провожает Услужливо в ближний кабак. Стучат и расходятся чарки, Трёхпробное льётся вино, В кабак, до последней рубахи, Добро мужика снесено. Стучат и расходятся чарки, Питейное дело растёт, Жиды богатеют, жиреют, Беднеет, худеет народ. Со службы домой воротился В деревню усталый солдат; Его угощают родные, Вкруг штофа горелки сидят. Приходу его они рады, Но вот уж играет вино, По жилам бежит и струится И головы кружит оно. Да что, говорят ему братья, Уж нешто ты нам и старшой? Ведь мы-то трудились, пахали, Не станем делиться с тобой! И ссора меж них закипела, И подняли бабы содом; Солдат их ружейным прикладом, А братья его топором! Сидел над картиной художник, Он божию матерь писал, Любил как дитя он картину, Он ею и жил и дышал; Вперёд подвигалося дело, Порой на него с полотна С улыбкой святая глядела, Его ободряла она. Сгрустнулося раз живописцу, Он с горя горелки хватил Забыл он свою мастерскую, Свою богоматерь забыл. Весь день он валяется пьяный И в руки кистей не берёт Меж тем, под рогожею, всадник На кляче плетётся вперёд. Работают в поле ребята, И градом с них катится пот, И им, в умилении, всадник Орлёный свой штоф отдаёт. Пошла между ними потеха! Трёхпробное льётся вино, По жилам бежит и струится И головы кружит оно. Бросают они свои сохи, Готовят себе кистени, Идут на большую дорогу, Купцов поджидают они. Был сын у родителей бедных; Любовью к науке влеком, Семью он свою оставляет И в город приходит пешком. Он трудится денно и нощно, Покою себе не даёт, Он терпит и голод и холод, Но движется быстро вперёд. Однажды, в дождливую осень, В одном переулке глухом, Ему попадается всадник На кляче разбитой верхом. Здорово, товарищ, дай руку! Никак, ты, бедняга, продрог? Что ж, выпьем за Русь и науку! Я сам им служу, видит бог! От стужи иль от голодухи Прельстился на водку и ты И вот потонули в сивухе Родные, святые мечты! За пьянство из судной управы Повытчика выгнали раз; Теперь он крестьянам на сходке Читает подложный указ. Лукаво толкует свободу И бочками водку сулит: Нет боле оброков, ни барщин; Того-де закон не велит. Теперь, вишь, другие порядки. Знай пей, молодец, не тужи! А лучше чтоб спорилось дело, На то топоры и ножи! А всадник на кляче не дремлет, Он едет и свищет в кулак; Где кляча ударит копытом, Там тотчас стоит и кабак. За двести мильонов Россия Жидами на откуп взята За тридцать серебряных денег Они же купили Христа. И много Понтийских Пилатов, И много лукавых Иуд Отчизну свою распинают, Христа своего продают. Стучат и расходятся чарки, Рекою бушует вино, Уносит деревни и сёла И Русь затопляет оно. Дерутся и режутся братья, И мать дочерей продаёт, Плач, песни, и вой, и проклятья Питейное дело растёт! И гордо на кляче гарцует Теперь богатырь удалой; Уж сбросил с себя он рогожу, Он шапку сымает долой: Гарцует оглоданный остов, Венец на плешивом челе, Венец из разбитых бутылок Блестит и сверкает во мгле. И череп безглазый смеётся: Призванье моё свершено! Недаром же им достаётся Моё даровое вино! 1849

Ярунъ: Про погибель России от жидов есть у Ф.М. Достоевского в "Дневники писателя". Вот вроде этого: "...Бунт начнется с атеизма и грабежа всех богатств, начнут разлагать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы, в стойла, зальют мир кровью и потом сами испугаются. Евреи сгубят Россию и станут во главе анархии. Жид и его кагал - это заговор против русских. Предвидится страшная, колоссальная, стихийная революция, которая потрясет все царства мира с изменением лика мира сего. Но для этого потребуется сто миллионов голов. Весь мир будет залит реками крови". Ф.М.Достоевский 1870-е годы

Morgenstern: И.С. Тургенев "Жид" (http://az.lib.ru/t/turgenew_i_s/text_0048.shtml) Жид, жидовин, жидюк, жидюга, м. жидова или жидовщина, ж., жидовье — ср. собир. скупой, скряга, корыстный купец. Еврей, не видал ли ты жида? — дразнят жидов. На всякого мирянина по семи жидовинов. Живи, что брат, а торгуйся, как жид. Жид крещённый, недруг примеренный да волк кормленый. Родом дворянин, а делами жидовин. Мужик сделан, что овин, а обойлив, что жидовин. Проводила мужа за овин, да и прощай жидовин! Не прикасайтесь черти к дворянам, а жиды к самарянам. Источник: Словарь великорусского языка. В. Даля (http://wiki.traditio.ru/index.php/%D0%96%D0%B8%D0%B4%D1%8B) А это они сами о себе, как всегда скромно: 03/10/2006 3:52 am] Жид по верёвочке бежит... Злой толпою окружён, Став её забавой, По верёвочке времён Жид бежит курчавый. Ослабев совсем,чуть жив, Но пророком званый, Из Египта он бежит В край обетованный. Плечи узки,грудь узка, Острые лопатки... Но бежит он,о века В кровь сбивая пятки. И дороги нет назад... Бледный и хрипящий, Он бежит сквозь снегопад, Из перин летящий. Вслед ему-проклятый гром, Только нет с ним сладу- Ни Освенцим,ни погром Жиду не преграда. Он бежит,бежит,бежит- Отдых будет после... До чего же этот жид Всё-таки вынослив. И не чудо ль? Всё верней, Твердо, не виляя, Жид бежит,своих детей Господу вверяя И глядит со всех сторон Мир,как,сердцем светлый, По верёвочке времён Жид бежит бессмертный. Юрий Каменский (http://abba.cblog.ru/note/52) Или вот еще: *Уважаемые господа евреи, не изжившие свой еврейский комплекс, учтите, что слово «жид» расшифровывается единственным способом: «Живи, Израиль, долго». Именно так растолковал дедушка нашего ученика Александра Покрасса, ему, пятилетнему, впервые столкнувшемуся с сермяжной правдой антисемитизма. (http://www.jewniversity.org/Default.aspx?PageContentID=119&tabid=127)

Домовой Навий: Morgenstern пишет: слово «жид» расшифровывается единственным способом: «Живи, Израиль, долго» Детский сад, блядь.

Иван: Бой Ильи Муромца с Жидовином http://lib.rin.ru/doc/i/57560p.html

Роса: Г.Успенский. Письма с дороги. Из кн. Власть земли. Все эти сведения я получил, повторяю, уже на другой день, разговорившись с переселенцами, пришедшими к жёнам и детям. И рассказы их и сами они произвели на меня самое радостное впечатление. Как видите, эта переселенческая партия - партия совершенно не нищенская; у неё есть достаток, есть всё, что нужно; все дела свои она сделала умно, расчётливо, без умопомрачения и приехала именно туда, куда ей следовало приехать, а не колесит неведомо где, прося "Христа ради" под окнами, как это часто бывает с нашими переселенцами, идущими на "Белые воды". Почти все сто восемьдесят семей были семьи молодые. За исключением нескольких стариков и старух, принадлежащим к большим семьям, положительно все остальные мужчины были никак не старше 30-35 лет. Это было уже новое, послереформенное поколение крестьян; гораздо больше половины взрослых были грамотные, а подростки - грамотны все; вся толпа мужчин и женщин, парубков и дивчат была просто как на подбор: молодые, здоровые, ни капельки не забитые, без малейших признаков какого либо ярма, которое когда-то лежало на них. Единственное, что было в их прошлой, недавней жизни тяжкого и неприятно вспоминаемого, это, кроме малоземелья, "пан" вообще и, к сожалению, рядом с паном "жид". Но теперь, избавившись от наёмной работы и от жидовской кабалы, они вспоминали о том и другом не иначе, как в смехотворной анекдотической форме. На панской работе, - для потехи рассказывают они теперь, - кормят таким борщом, что когда остатки его выльют на землю, то всякая собака, которая подойдёт и понюхает, начинает лаять и бесноваться - такой славный у этого борща запах и вкус! - А жид? Жид много делал зла, но и жидовское зло вспоминается теперь только в смехотворном виде. Приходит крестьянин к жиду, просит рубль серебром в долг на один год и даёт в заклад полушубок. Жид берёт полушубок и говорит, что процентов на рубль в год будет тоже рубль. Мужик согласен и взял рубль. Но только что он хотел уйти, как жид говорит ему: "Послушай, тебе ведь всё равно, когда платить проценты, теперь или через год? Теперь или через год - всё равно ведь отдашь рубль?" Мужик соглашается с этим и говорит: "Всё равно!" - "Так отдай теперь и уж не беспокойся целый год". Мужик и с этим соглашается и отдаёт рубль, чтобы уже совсем не беспокоиться о процентах. Отдав рубль, он приходит домой и без денег, и без полушубка, и в долгу. А вот ещё. К шинкарю приходит крестьянин и просит в долг четверть вина: у него ребёнок умер, надобно справлять похороны. "Деньги есть?" - "Нет, нет денег" - "Ну, убирайся к чёрту!" Мужик уходит, но через несколько минут опять возвращается. "Принёс деньги?" - спрашивает шинкарь. "Нет, не принёс.... Я воротился попросить, чтобы ты хоть этой-то четверти не приписывал!", то есть не приписывал бы той четверти, которую мужик только заикнулся попросить. В этом роде было рассказано много преядовитых историй, но все они, рисуя действительно большую кабалу, были в рассказчиках смягчены радостным сознанием того, что всё это кончилось; осталось там, где-то далеко-далеко, и не повторится никогда. Глядя на этих здоровых, свободных, не голодных, не холодных, хорошо, тепло, красиво одетых в самодельное и самотканое платье людей, слушая их свободную, остроумную речь, я решительно позабыл самое слово мужик. Да, это настоящие свободные люди - именно люди, независимые вполне, так как над ними нет теперь даже ненавистного жида. Это несомненно была счастливая, редкая встреча, но благодаря ей я мог опять вспомнить самое важное и самое главное, что таится в самой сущности строя народной жизни. (.....) Нищета, умственная робость и темнота, забитость, стонущая беспомощность растерянного человека, кроткая покорность безжалостной судьбе - никаких таких весьма, впрочем, обычных для нашего крестьянина искажений его человеческой личности не было в той большой толпе крестьян-переселенцев, которая мне встретилась, и вот потому, что может быть, случайно на их долю выпало счастье освободиться от всех этих язв, вовсе не составляющих непременную принадлежность жизни трудового народного типа, - сущность-то этого народного типа жизни и выснилась предо мною во всей своей широте и прелести. Не "мужики" были предо мною, не труженики, не подвижники, не самоотверженные или подвижнически целомудренные существа, наконец вообще не взрослые дети - нет! а только свободные, независимые люди. Каждый из них, выражаясь словами кольцовской песни, слуга самому себе и хозяин самого себя, то есть сам вдвойне слуга и хозяин вместе, не хозяин над кем-нибудь, как все в обществе, живущем в условиях, установленным греховодником, и не слуга кому-нибудь, как также непременно все, живущие в том же греховодническом обществе, но сам-друг, сам вдвойне слуга и хозяин, то есть человек, существующий не налагая ни на кого никаких пут и сам не запутанный никакими и ничьими путами.

Оlimar: Переименование «жидов» в «евреев» в Российской империи было сделано где-то в конце 18-го, начале 19 века по их же просьбе. Не знаю на счет конкретного года, но в царском указе от 1727 года проходит "жиды", а у 1835 году уже "евреи". Ниже выдержки их нескольких царских указов: [b]О высылке Жидов из России[/b] и наблюдении, дабы они не вывозили с собою золотых и серебряных Российских денег.№ 54. Указ Именной, состоявшийся в Верховном Тайном Совете 26 апреля [b]1727 года[/b]. "Сего Апреля 20, Ее Императорское Величество указала: Жидов, как мужеска, так и женска пола, которые обретаются на Украине и в других Российских городах, тех всех выслать вон из России за рубеж немедленно, и впредь их ни под какими образы в Россию не впускать и того предостерегать во всех местах накрепко; а при отпуске их смотреть накрепко ж, чтобы они из России за рубеж червонных золотых и ни каких Российских серебряных монет и ефимков отнюдь не вывезли; а буде у них червонные и ефимки или какая Российская монета явится и за оные дать им медными деньгами" [b]№ 58. Высочайше утвержденное13 апреля 1835 года [/b]Положение о Евреях § 3. Евреям дозволяется постоянное жительство: I. В губерниях: 1) Гродненской. 2) Виленской. 3) Волынской. 4) Подольской. 5) Минской. 6) Екатеринославской. II. В областях: 7) Бессарабской. 8) Белостокской. § 11. Евреи, отличившиеся за границу без узаконенного дозволения, исключаются из подданства России и к возврату в оную не допускаются. - (В замен.Т.14 Уст. о Пасп. и Бегл. ст. 183, 184, 185 и 188). «Жиды», это летописное слово, впервые прошедшее во вставках в ПВЛ от И. Малалы. Вместе с тем на сегодня, слово «евреи» является официальным только в русском языке, во всех же других славянских языках, его нет, есть только «жиды» Большинство же документов с сиим именем, по всей видимости, были уничтожены командой Троцкого. Остатки можно найти только в не «редактированных» козацких летописях. Как например ниже: [b]О ТОМЪ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА УКРАИНЂ СЪ ТОЯ ПОРЫ, КАКЪ ОНА ЛИТВОЮ ЗАВЛАДЂНА, АЖЪ ДО СМЕРТИ ГЕТМАНА ВОЙСКА ЗАПОРОЖСКАГО, ЗИНОВІЯ БОГДАНА ХМЕЛЬНИЦКАГО, ПОВЂСТІЮ СКАЖЕМЪ ПРОСТРАННО. [/b]повестью скажем пространно // ЧОИДР (Чтения в обществе истории и древностей российских). — М., 1847. — №. 5. — Отд. 3.; Також окрема відб. з передмовою О. Бодянського та поправками. М., 1848.] • Колико стогнала Украина подъ яремомъ Польскимъ, терплючи притЂсненія всякія, и своеволія, и насилія, и [b]Жидовъ[/b] хищенія! • Егда саранча въ року 1580, въ лЂто, набЂжала, и сливы изъЂла, и егда [b]Жиды[/b] вино дорогою цЂной въ продажу давали промысла своего ради, тогда Козаки, озлобившись въ Черкасахъ, и въ КіевЂ, и въ ПереясловлЂ всЂхъ [b]Жидовъ[/b] до единого побили, вино забрали и мятежъ учинили. • ВсЂ тіи Вовгуревскіи ратники необычайной силой отличалися и случая не знато, жебы кто одинъ за нихъ въ плЂнъ живый отдался врагу на позоръ, а врагу отъ нихъ тяжко бывало, кольми паче [b]Жидамъ[/b]. Обычай ихъ былъ [b]съ живыхъ шкуру здирать[/b]. • Вторый отрядъ Козацкій былъ полковника Ганжи, дЂйствовалъ на Волыни; а третій Осипа Павлюка, на ПодолЂ, [b]Жидамъ[/b] и шляхтичамъ Польскимъ бЂды чинилъ • Пятый отрядъ былъ той Максима Кривоноса, пошелъ до Бара, и городъ сей, не глядя на его укрЂпленность, приступомъ взялъ, соборъ Іезуитовъ, тамо сидЂвшихъ, перерЂзалъ, и Поляковъ всЂхъ вырубилъ, [b]и со всЂхъ Жидовъ живьемъ шкуры поздиралъ[/b]. За тое дЂло Кривоносъ въ великую милость у Хмельницкого взошелъ • А Польскіи побродяги толпами начали посЂщать Украину, и [b]Жиды[/b] грабить по воли; а Старосты налоги тяжкіи взимать • повсюдно принуждали ВЂру Православную, [b]Жидамъ [/b]на расхищеніе предали, • и /12/ Уніатамъ позволено свободное прожитіе по городамъ во всей УкраинЂ, и [b]Жидамъ [/b]по прежнему пользоваться правами арендаторства, • Убоявшаяся шляхта Поль-/13/ская, далЂ ажъ до Гданска бЂжала за Вислу, остальные же шляхтичи по УкраинЂ всЂ были вырЂзаны, и [b]Жидамъ[/b] и Уніатамъ пуще всего лихо досталось. [b]КРАТКАЯ ИСТОРИЯ О БУНТАХ ХМЕЛЬНИЦКОГО И ВОЙНЕ С ТАТАРАМИ, ШВЕДАМИ И УГРАМИ, В ЦАРСТВОВАНИЕ ВЛАДИСЛАВА И КАЗИМИРА, В ПРОДОЛЖЕНИИ ДВЕНАДЦАТИ ЛЕТ, НАЧИНАЯ С 1647 [/b]г. Перевод с польского // Чтения в императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете (ЧОИДР). — М., 1846. — №4.] • А какъ въ замкЂ Нестерварскомъ заперлось много шляхты, также разнаго званія людей и [b]Жидовъ[/b] не мало, • Заключили тогда такого рода условія, чтобы шляхта дала за себя выкупъ, а [b]Жидовъ[/b] изъ замка выгнала. [b]Жиды[/b], видя что на выгнаніе ихъ изъ замка всЂ согласны, вознося руки къ небу, стали умолять, чтобы ихъ не отдавали Козакамъ на убіеніе • Наши, однако, вовсе на это не обращали вниманія, но, полагаясь на гайдамацкое слово, [b]Жидовъ[/b] насильно изъ замка выгнали; • тогда Козаки большою толпою, и, сперва перерЂзали солдатъ, бывшихъ въ городЂ, а потомъ вытаскивая, изъ домовъ и погребовъ нашихъ Католиковъ и [b]Жидовъ[/b], мучительски ихъ убивали. Погибло тамъ всего народу, считая съ Жидами, 1 т. 5 т. (?) • На что Хмельницкій, взявши письма, отвЂчалъ: „Того только я и ожидалъ, чтобы у меня былъ король, къ которому бы я могъ прибЂгать съ моими обидами; притомъ на королевскія писма извинялся, что эта война не имъ начата, но гордыми старостами и старшиною, котораяна съ всего болЂе [b]Жидовскими[/b] арендами притЂсняла и тЂмъ зло то /11/ причинила.

Оlimar: [Семен Мышецкий] [b]ИСТОРІЯ О КОЗАКАХЪ ЗАПОРОЖСКИХЪ[/b], какъ оные изъ древнихъ лЂтъ зачалися, и откуда свое происхожденіе имЂютъ, и въ какомъ состояніи нынЂ находятся. МОСКВА Въ Университетской Типографіи. 1847. • а Крымцы, Очаковцы, Греки и [b]Жиды [/b]у нихъ въ СЂчЂ торговали всякими товарами мелочными. • Есаулъ Богунъ, рапортуя Гетману о преславной своей надъ Поляками побЂдЂ, доносилъ при томъ, что, чрезъ пойманныхъ имъ языковъ и Польскихъ лазутчиковъ, [b]Жидовъ[/b], • что „у нихъ воинской народъ въ нарочитомъ уваженіи и почтеніи, и для поселянъ нЂтъ у нихъ [b]ни арендъ Жидовскихъ[/b], ни великихъ налоговъ и индуктовъ, каковы въ ПольшЂ; а что всего важнЂе, то нЂтъ у нихъ крЂпостныхъ и продажныхъ людей или крестьянства, какъ въ МосковщинЂ тое водится, • А къ симъ еще премногіе возникнувъ [b]изъ Жидовства[/b], принужденнаго креститься въ прежде бывшія надъ ними всеобщія побоища, • Малоросійскаго Трибунала или правительства и по навЂтамъ антипатріотовъ народныхъ, произшедшихъ изъ смЂшенія Полятства и и [b]Жидовства[/b], стали онЂ сокровенны въ иномъ хранилищЂ. Г. Конискій. [b]ИСТОРІЯ РУСОВЪ, ИЛИ МАЛОЙ РОССІИ[/b]. — М., 1846. — С. 1-21. • Наконецъ, ограбивъ всЂ церкви благочестивыя Рускія, отдали ихъ въ аренду [b]Жидамъ[/b], а утварь церковную, какъ-то: потиры, дискосы, ризы, стихари и всЂ другія вещи, распродали и пропили тЂмъ же [b]Жидамъ[/b], кои изъ серебра церковнаго подЂлали себЂ посуду и убранство, а ризы и стихари перешили на исподницы [b]Жидовкамъ[/b]; • и разставить ихъ на кантониръ - квартиры въ Черкасахъ, ЧигиринЂ и УманЂ съ ихъ округами, отколь Поляки и [b]Жиды [/b]заблаговременно убрались къ границамъ Польскимъ • Въ КаменцЂ Подольскомъ оставилъ Хмельницкій достаточный гарнизонъ Козацкій, а разкомандировавъ оттоль многіе корпусы и деташаменты во всю Малоросію, сопредЂльную съ рубежами Польскими и Литовскими, повелЂлъ начальникамъ тЂхъ командъ выгонять и [b]истреблать Поляковъ и Жидовъ, гдЂ они ими найдены будутъ[/b] • Якія жъ вамъ самимъ всЂмъ Малоросіянамъ отъ нихъ Поляковъ и [b]Жидовъ[/b], ихъ арендаровъ и любимыхъ факторовъ, по сіе время являлися обиды, тяжести, озлобленія и раззоренія, тутъ мы тихъ не выменюемъ, поневажъ вы сами объ нихъ вЂдаете и памятуете. • Гетманъ Хмельницкій, ратоборствуя во всю зиму на Поляковъ, …. и очистилъ отъ нихъ и отъ [b]Жидовства[/b] ту часть Малоросіи по самый Кіевъ и Каневъ. • и корпусъ Родаковъ съ Худорбаемъ отправился къ Новгороду СЂверскому для дальнЂйшихъ поисковъ надъ Поляками и [b]Жидами[/b]. • Отъ Корсуня командированъ Хмельницкимъ Писарь Кривоносъ съ корпусомъ своимъ на городъ Баръ, въ которомъ, по извЂстіямъ, собрались многіе Поляки и [b]Жиды[/b], сбЂгшіесь съ Волыніи и Подоліи. • ПЂхота, преслЂдуя бЂгущихъ, вошла вслЂдъ за ними въ замокъ и имъ овладЂла; и тогда произведено въ городЂ и замкЂ страшное убійство, а паче надъ [b]Жидами[/b] и ихъ семействами, изъ которыхъ [b]не осталось ни одного въ живыхъ[/b], и выброшено изъ города и зарыто въ одномъ байракЂ [b]мертвецовъ ихъ около 15,000[/b]. • Оть Есаула Генеральнаго, Родака, 13-го числа Іюня, получено Хмельницкимъ донесеніе изъ СЂверіи, что онъ, очистивъ оть Поляковъ и [b]Жидовъ[/b] Черниговъ съ окружностію и всю Стародубщину • самыя жалобы, наконецъ, сочтены преступленіемъ и злоумышленіемъ: оставленъ и брошенъ несчастный народъ сей на произволъ одного своевольнаго жолнерства и [b]хищнаго Жидовства [/b]и поверженъ въ самое неключимое рабство и поношеніе • съ повелЂніемъ очищать города и селенія Малоросійскія отъ управленія Польскаго и отъ Уніятства и [b]Жидовства[/b], и возстановлять въ нихъ прежнія, на правахъ и обычаяхъ Рускихъ • А по симъ правиламъ и обширный торговый городъ Броды, наполненный [b]почти одними Жидами[/b], оставленъ въ прежней свободЂ и цЂлости, яко признанный отъ Рускихъ жителей полезнымъ для ихъ оборотовъ и заработковъ, а только взята отъ [b]Жидовъ [/b]умЂренная контрибуція сукнами, полотнами и кожами для пошитья реестровому войску мундировъ и обуви, да для продовольствія войскъ нЂкоторая провизія. • ПослЂ брошенныхъ въ городъ и замокъ нЂсколькихъ сотъ бомбъ и ядеръ, загорЂвшаясь отъ нихъ [b]синагога Жидовская [/b]и лавки купеческія понудили гражданъ выслать отъ себя Депутатовъ въ станъ Козацкій, съ прозьбою къ Хмельницкому о пощадЂ города, который они сейчасъ ему сдають • Оть Львова продолжалъ Хмельницкій походъ свой съ войскомъ къ городу Замостью, и на пути дЂлалъ прежнія наблюденія въ очищеніи селеній Рускихъ отъ Поляковъ, Уніатовъ и [b]Жидовства[/b]. • Хмельницкій тотчасъ сіе дозволилъ, и граждане, состоящіе изъ Поляковъ и [b]Жидовъ[/b], жившихъ въ городЂ промыслами и ремеслами, ставши на колЂни, просили Хмельницкаго принять городъ ихъ съ жителями въ свое покровительство, • ПослЂ брошенныхъ въ городъ и замокъ нЂсколькихъ сотъ бомбъ и ядеръ, загорЂвшаясь отъ нихъ синагога Жидовская и лавки купеческія понудили гражданъ выслать отъ себя Депутатовъ въ станъ Козацкій

Оlimar: [b]СОЧИНЕНІЕ Георгія Конискаго, АРХІЕПИСКОПА БЂЛОРУСКАГО[/b] • Саме від тих часів беруть свій початок побори різні — якісь дуди, повивачне та пороговищизна, подимне та поголовне, очкове, ставищизна, поємщизна, сухомельщина. Навіть храми господні [b]жидам розпродали [/b]і малят тільки [b]з дозволу жидівського [/b]хрестити можна було, та і всякі обряди церковні, що їх благочестиві правили, були віддані в[b] аренду жидам[/b]". • "А найгіршим було те, що [b]жиди нові [/b]та й нові побори придумували і маєтки козацькі не вільно було тримати, хіба що хто тільки жінкою володів у себе вдома, та й то не зовсім". • "На что Хмельницкій, взявши письма, отвЂчалъ: „Того только я и ожидалъ, чтобы у меня былъ король, къ которому бы я могъ прибЂгать съ моими обидами; притомъ на королевскія писма извинялся, что эта война не имъ начата, но гордыми старостами и старшиною, котораяна съ всего болЂе [b]Жидовскими арендами [/b]притЂсняла и тЂмъ зло то причинила". • " и съ того времени великую свободу козакамъ отняли и тяжкие и вымысльные подати наложили необычно, церквы и образи церков’ные [b]жидамъ распродали[/b], ". • "Тогожъ одного року Максимъ Кривонусъ, Хмелницкого ближный совЂтникъ и помощникъ, Баръ городъ взявши, вирубалъ въ немъ всЂхъ ляховъ, кромЂ одного Потоцкого живо взятого, а [b]жидовъ самихъ болшъ 15000 побилъ[/b]". • "наконецъ же и на болшую правовЂрнимъ горесть церкви божія православнія [b]жидомъ въ аренду [/b]или въ откупъ такъ запродивали, что [b]жиди ключи [/b]отъ церквей у себе держали, и ежели какое набоженство отправлять, албо младенца крестить или кого вЂнчать и проч., дань урочную отъ правовЂрнихъ взимали, священниковъ ругали и безчестили, били и волоса из бородъ и изъ головъ рвали, — словомъ заключить: какія вимишленнія бЂди ляхамъ на умъ ни набрели, все тое, ни Бога, ни страшнаго его суда не боясь, руссамъ дЂлали, о коихъ ихъ злодЂяніяхъ слЂдующіе исторіи пространно и обстоятелно покажутъ". • "Въ знатнЂйшихъ городахъ и торжищахъ отданъ сборъ сей пасочный также въ аренду или [b]откупъ Жидамъ[/b], которые, взимая дань сію безъ пощады, распологали еще и число пасокъ, какому хозяину сколько по числу семейства имЂть ихъ должно, и потому силою ихъ накидали; а у таковыхъ хозяевъ, кои сами пекли пасочные хлЂбы, досматривали [b]Жиды[/b] и цЂнили при церквахъ на ихъ освященіи, намЂчал всЂ хлЂбы какъ базарные, такъ и въ домахъ печеные, крейдою и углемъ. чтобы они отъ дани не угонзнули. И такъ производя [b]Жидовство [/b]надъ Христіянами въ ихъ собственной землЂ такую тяжкую наругу, сами между тЂмъ отаравляли пасхи свои свободно и проклинали Христіанъ и вЂру ихъ въ синагогахъ своихъ, на Руской землЂ устроенныхъ, невозбранно; а Поляки тЂмъ утЂшаясь, всЂ пособія и потачки [b]Жидамъ дЂлали[/b]". • "ПослЂ сего пораженія Польскаго, названнаго Тарасовою ночью, были Козаки раздЂлены на многіе корпусы и партіи, и командированы Тарасомъ для очищенія селеній Малоросійскихъ [b]отъ Поляковъ и Жидовъ[/b]. • Правительство Польское, получивъ извЂстіе о пораженіи своихъ войскъ и объ изгнаніи Поляковъ изъ всей Малоросіи, и что [b]Жиды[/b], ихъ прожектанты [b]и лазутчики, съ талмудами своими [/b]также не были забыты и получили за мытничество свое довольное возмездіе, не предпринимало тогда ничего противъ Малоросіи, • По симъ страннымъ правиламъ, подлымъ коварствомъ сопровождаемымъ, свЂдавши Поляки чрезъ [b]шпіоновъ своихъ, Жидовъ[/b], о поЂздЂ Гетмана Остряницы съ штатомъ своимъ, безъ нарочитой стражи, въ Каневъ, • "Гетманъ Хмельницкій, ратоборствуя во всю зиму на Поляковъ, послалъ на нихъ отряды войскъ своихъ во всЂ селенія Малоросійскія, позади своихъ позицій состоящія, и очистилъ отъ нихъ и отъ [b]Жидовств[/b]а ту часть Малоросіи по самый Кіевъ и Каневъ"



полная версия страницы